«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг. - Эдуард Камоцкий

– Гер Фольгайм, ну что Вы делаете…

Такая маленькая, а все есть, – созорничал добродушный немец.

Но когда Бранднеру при обходе досок понравилось, как работает Володя Талалов, и он поощрительно похлопал его по плечу, Володя отдернул плечо – для него Бранднер был уважаемый специалист, но без панибратства с фашистом:

– Гер Бранднер!

– Ооо, – с уважением отреагировал начальник ОКБ.

Со стороны Володи это была принципиальность.

А некоторым война нанесла такую травму, которая не сотрется никаким временем. Присел я в парке на скамеечку, из-за разболевшейся пораженной атеросклерозом ноги, и услышал рассказ женщины своему собеседнику, как я понял, как и я, ей незнакомому, о жизни, о работе с немцами на нашем заводе и в связи с этим о военном прошлом.

В 42 году их деревня в Смоленщине оказалась на линии фронта, который проходил по речке – деревня на стороне немцев, а наши войска на другом берегу, деревня сгорела. Жители прятались в окопах – землянках. Наша артиллерия удачно стреляла по немцам, уничтожила их кухню и немцы решили, что по наводке жителей деревни. Приказали они мужчинам вылезти из окопов, и всех расстреляли (один парень спасся, надев женскую юбку). В какое-то время велели немцы выйти из окопов всем без исключения и махнули рукой, чтобы бежали, а сами прошли очередью по бегущим. Девочка упала, а маму и двух её сестер убили. Потом прошли по рядам, достреливая живых. Пуля прошла по подкладке пальто, подкладку порвала, а тело не задела.

Девочка (не расспрашивал я, каким путем) поселилась у тети, для которой лишний рот был в тягость, а когда с войны пришел отец, поселились они в Куйбышеве, и она оказалась на одном заводе с немцами. Приехавшие на Управленческий «вольнонаемные» немцы для неё были не «Гансы» и «Отты», а немцы, которые убили ее маму и двух её сестер.

Промелькнуло в её рассказе, как немцы там, у её деревни, своих хоронили: небольшую ямку выроют, потом небольшой холмик насыплют, а дожди начнутся, земля осядет и сапоги торчат.

Вспомнил я, как пленные немцы на Управе своих, умерших в плену товарищей, хоронили, где студенты кости добывали – тоже под небольшим холмиком. Это частности, и ради бога, не надо нам обобщать, изучают и обобщают пусть ученые этнографы.

Уж, к слову сказать, о взаимоотношениях: когда в цехе какой-то начальник немец, выражая свое неудовольствие работой уборщицы, позволил себе совершить неприличное движение коленом, уборщица огрела его мокрой тряпкой:

– Ты у нас здесь брось свои буржуйские штучки.

И немцы, в которых глубоки были традиции социалдемократии, с одобрением отнеслись к поступку уборщицы.

Для нового двигателя проектировался и строился новый громадный стенд с элементом шумоглушения перед винтами. Стенд строился в сотне метров от жилых домов, винтами к этим домам. Я рисовал и согласовывал схему маслосистемы стенда и двигателя. Системы я видел изнутри. Примерно в то время, поздно вечером я рисовал в цвете, прямо «из головы» какую-то схему. Присутствовавший при этом циамовец удивился: «Здорово у Вас получается». По поводу схемы маслосистемы двигателя, Опперман говорил: «Схема Камоцкого», но в основе была, конечно, уже отработанная немецкая схема применительно к новому двигателю, а маслосистемы стендов я знал досконально. Как-то, еще при испытании двигателя 2ТВ—2Ф на стенде, в системе пропало давление. Вызвали меня. Не найдя причины в двигателе, я спустился в подвал стенда и стал внимательно осматривать магистрали и вижу, что подрагивает труба, по которой ничего не должно идти. Взялся за трубу – точно, горячая. Позвал начальника цеха – он знал стенд не хуже меня.

Над новым двигателем с напряжением работают все цеха, отрабатывается технология, оперативно вносятся изменения в чертежи, начинаются испытания отдельных узлов и агрегатов. Уже начались испытания газогенератора, т.е. двигателя без редуктора и винтов. Нагрузку от редуктора и винтов воспроизводил гидротормоз. В это время двигатель 2ТВ—2Ф прекратил свое существование. Во время очередного летного испытания двигатель вырвало из крыла и самолет вместе с экипажем погиб. Другого применения этому двигателю не было.

Работа стала еще более целеустремленной, и, наконец, в ночь на 7-е ноября 1953-го красавец двигатель с редуктором привезли на новый стенд.

Для решения оперативных вопросов по маслосистеме на первый пуск назначили меня.

Когда поставят громадные винты и смонтируют двигатель на стенде? Стенд новый, двигатель новый.

Вечер-то праздничный и все, кто должен присутствовать при запуске, оставляют на стенде номера телефонов, по которым их можно будет вызвать, и расходятся (у кого не было телефона остались на стенде). Оставил телефон и я. Пригласили меня в компанию воспитательниц детского сада. Народ отмечал праздники или в день праздника или накануне, кто как, в зависимости от обстановки, наличия помещения и от настроения. Мы собрались в помещении детского садика. Пьем, едим, поем, танцуем и вот уже за полночь звонок: Камоцкого на стенд. Присутствуют Кузнецов с Семеновым и по одному человеку от маслосистемы, регулирования, термодинамики, запуска, испытатель и проектировщик стенда.

Стартер начинает крутить ротор двигателя и не может его раскрутить, двигатель не запускается, а виновата в этом маслосистема. Редуктор залило маслом, семь ведер слили.

Что делать?

Сообразил. Двигатель запустили и разошлись продолжать праздновать и веселиться. Главное к 7-му Ноября запустили! Отрапортовали – очень тогда с почтением, почти суеверно, относились к датам праздников. Главное – отрапортовать. А после праздников началась доводка двигателя как полноразмерного, так и на стенде с гидротормозом. Постоянные звонки и вызовы на стенд и в лабораторию.

Немцы собрались в дорогу и не принимали уже участия в доводке. Как они говорили, исходя из наших принципов секретности, зачем лишние знания иметь. Немцам нравилась работа, нравилась природа, климат, лыжи, Волга с ее необъятными чистыми пляжами, прекрасный вид на Жигули. Один из молодых немцев для полного наслаждения Волгой сделал себе деревянную байдарку, которую при отъезде наш товарищ у него с радостью купил.

Привожу несколько фотографий, сделанных немцами и размещенных в интернете. Люди на снимках естественно немцы – они на память фотографировались. На большой фотографии вдали лестница и дорога от здравницы к берегу. Мы в эту здравницу иногда ходили на танцы, там был прекрасный паркет.

У поселка Коптевский авраг была пристань. Регулярно ходили теплоходы «Москвич», а по какому-то маршруту была остановка у этой пристани и колесных пароходов.

Жизнь немцев в пределах района ничем не ограничивалась, и они в полной мере пользовались возможностью, которую предоставляла им наша природа.

Было бы грех, живя на Волге, не порыбачить, и, естественно, любители посидеть с удочкой среди немцев были.

Немецкие дети помогают тащить невод

ГЭС еще не было, и у нас еще водились осетры

Родители, конечно, в первую очередь фотографируют детей. Девочки идут с Управленческого базара (сейчас там 161 школа).

Возвращение с покупками

Очень высокого мнения были немцы о нашем симфоническом оркестре филармонии, который каждый месяц приезжал на Управленческий. С почтением произносили: «Чайковский Эрсте концерт». Сами они по выходным собирались музицировать и пели, иногда устраивая концерты в столовой, где была небольшая эстрада. Слушатели сидели за столиками – обслуживали их официанты. Я слышал от немцев, что они с удовольствием работали бы у нас, если бы им в отпуск разрешали ездить в Германию, но это по определению было невозможно в режиме нашей глобальной секретности. Многие немцы, преимущественно молодые, с восхищением смотрели на неожиданную для них Россию, и верили в наше, а некоторые и их, светлое будущее, но в высказываниях некоторых старших по возрасту слышалось откровенное неприятие нашей страны.

В самарском издательстве «Ас Горд» не так давно, мизерным тиражом вышла книга о пребывании немцев на нашем заводе. Привожу из этой книги некоторые высказывания немцев по поводу подписки на заем.

Д-р Анеспах Г.: «Коммунизм и фашизм в принципе одно и то же (я думаю, он имел в виду диктаторский характер режима), идейных сторонников подписки среди нас вы не найдете. Лично я не хочу быть в противоположном вам лагере, и вполне доказываю свою лояльность 50% подпиской на заем».

Слесарь Фостер: «Я социалист с 1929 года, но никогда не подписывался ни на какой заем в Германии, и здесь не буду».